Чужие просьбы вьются вокруг, словно рой мух. Хотя нет, мухи вызывают раздражение, а молитвы никогда не вызывали у божественного крокодила раздражения. Скорее, они текут, еле-еле слышно булькая, как пузырьки на воде. Пока Себек не сосредоточен на них, те не громче шепота. Божество пребывало в относительно ровном расположении духа, пока в ровный стан шелестящих шепотков не вмешался иной звук. Более громкий, более шипящий, другое наречие, кажущееся шорохом листвы в оазисе, спрятанное в ветре и скрипе выбеленного солнцем песка. Такого Себек ещё ни разу не слышал, но сразу вылезать из своего укрытия не стал. Для начала решил взглянуть на пришлого через своих водяных слуг.
Крокодилы заметили пришлого очень быстро - тот как раз спускался к воде. Он или безрассудно глуп, или невероятно наивен. И сразу видно, что пришлый. Все те люди, что жили вдоль реки знали, что крокодилы чаще всего кучкуются у теневых изломов Нила, где прохлада крохотных волн уберегает от сиятельного великолепия солнца. Потому, несмотря, на прекрасное место для отдыха уставших путников, никто из них не спускался к водам речным в таких местах. Кроме одного. Крокодилы видели чью-то фигурку, сползающую по песку всё ниже и ниже, пока та не ступила на влажный песок у самого берега.
Наглый чужак был необычным, если сказать мягко. Необычно белый, совсем непохожий на других людей у реки. Даже белее и светлее, чем сам Покровитель Нила. И это именно его шипение путалось в общем потоке мыслей. И как бы ни хотелось Себеку рассмотреть незнакомца поближе, он не мог - крокодилы не решались подплыть к светлому существу ближе, будто... боялись? Существа, способные без особого труда потопить довольно крупную лодку только ради того, чтобы кого-нибудь сожрать, побоялись приближаться к странному парнишке. Только и могли, что разглядывать его издалека. Странный он, - думал бог, задумчиво разглядывая, то белоснежную кожу, не тронутую ни золотом солнца, ни бронзой загара, то столь же белые волосы, поблескивающие необычным, очень редким перламутром под прямыми лучами немилосердного египетского солнца. Но юношу, кажется, совсем не смущали те испуганно-заинтересованные взгляды, что бросали на него издалека местные жители.
"Он странный." "Не местный? "Красивый..." "Кажется опасным." "Не подходите к нему!"

Себек не  очень любил являться перед кем-то. Особенно в человеческом обличьи. Он сам внешне разительно отличался от многих своих родственников по божественным чертогам Великого Египта. Отличался настолько, что в редкие вылазки на берега своей вотчины его принимали за странника или торговца, прибывшего на одном из больших кораблей с севера. То, как бесстрашно вёл себя этот белый пришелец, божеству показалось очень интересным. Даже привлекательным. Да и ощущался сам незнакомец довольно странно, будто сотканным из каких-то твердых частиц, но чем они являлись, крокодил не мог определить. Он никогда ещё не встречал таких необычных существ.
Любопытство - не только человеческий порок. Божество только ступает за пределы своего зала, а вокруг уже разливаются воды Нила, блестящие волнами на солнце. Ещё один шаг, и воды уходят вниз, лишь мягко облизывая босые ступни своего покровителя. Десяток крокодилов тут же прячется за спиной бога, будто уважительно давая ему самому осмотреть чужеземца поближе. И крокодил смотрит, слегка склонив голову набок. Вода отражает солнце бликами прямо на лицо юноши, давая вглядеться в мягкие черты его светлого лица. Он выглядит довольно юным, но от него веет силой, неявной, оттого ещё более опасной. По-хорошему, надо бы дать пришельцу знать, что за ним наблюдают, но тот выглядит настолько умиротворенным и довольным жизнью и прохладой от реки, что даже не хочется нарушать такую прекрасную картину. И потому Себек только и может, что стоять посреди водной глади, ощущая, как под его ступнями нарезают в глубине круги чешуйчатые хищники.

Подпись автора

Стоило только белому незнакомцу скрыться под водой на краткие мгновения, как крокодилы тут же волной своих неоформленных мыслей дали богу понять, что этот - точно не так прост, как кажется. Люди ведь боятся воды инстинктивно, даже если в этой воде крокодилы не водятся. А этот странник был абсолютно бесстрашен перед мягкими волнами Нила, будто он был рождён и воспитан в ней. Себек находил такое бесстрашие неожиданно занятным, но куда более занятным был сам чужак, уже выплывающий на берег в сверкающем одеянии из водных капель, словно какая-то диковинная сверкающая рыбка из самых глубин. Выплыл... и наконец-то почуял внезапно внимание со стороны. Его длинные белые волосы, пропитанные влагой Нила, взметнулись, будто крылья или плавники, и египетский бог наконец-то поймал чужой взгляд. Взгляд красивых ярких глаз, взгляд дикий, напряженный и острый, как клинок. Взгляд опасного хищника - не простого охотника.
Себек молчал, наблюдая за тем, как чужак облачается в ткань. Тот уже заметил крокодильего бога, но почему-то не торопился ни убегать, ни молить о пощаде. Бог не был кровожаден, отнюдь, хотя его пристрастие к сырому мясу слегка омрачало миролюбивое существование для взглядов простых смертных. И всё же... Даже чужестранца должно было немного обескуражить появление из ниоткуда. Но нет, он всего лишь сел на нагретый солнцем песок и задал вопрос, который Себек благополучно прослушал, утонув слухом в шелестящем голосе. Этот шелест казался отчасти знакомым. Так шумит песок, гоняемый ветром по барханам. Так шелестят зеленые листья, затронутые ласковой рукой ветра. Так шумят крохотные волны Нила в ночной тиши. Так шипит змея, прячущаяся в высокой траве и готовая укусить.
Незнакомец повторил вопрос, вновь обратив на себя внимание. Дальше мучить его молчанием было бы как-то неправильно, и египтянин решил прервать неловкую тишину своим голосом.
- Да. Ты прав, - ступни бога осторожно скользят по водной глади так же легко, как ступали бы в сухой и чистый песок побережья. - Я бог этих волн.
Крокодилий бог не хотел торопиться и пугать чужака своей силой. Это было не в его природе. Хоть его братья и сестры любили наводить ужас на людей по настроению, сам Себек не считал правильным запугивать и угрожать. Его и так побаивались, особенно в истинном виде. И вот между божеством и его незваным гостем осталась лишь тоненькая полоска песка. Где-то за спиной продолжали заинтересованно наблюдать из воды десятки божественных воплощений, но подчиняясь воле своего покровителя, они не смели приблизиться и уж тем более как-то навредить тому, кто так заинтересовал бога Нила.
- Ты не отсюда, - Себек не спрашивает, он просто это знает. Кожа незнакомца слишком светлая, слишком прозрачная, будто поцелованная лунным светом. Здесь подобные люди - редкость, если и рождаются, то всё равно немного похожи на египтян. Этот же... Пришелец, неизвестный, непонятный и такой притягательный в той таинственности, что окутывает его шлейфом. Себек, подумав пару мгновений, ступает на теплый песок и протягивает чужаку раскрытую ладонь.
- Себек - имя моё. Слушатель молитв и мыслей, покровитель вод Нила. Я услышал тебя ещё от храма, - бог поднимает взгляд в ту сторону, где чуть сверкает на солнце свод его храма, но вскоре вновь опускает его, смотря открыто на притихшего незнакомца. - А как мне называть тебя?

Подпись автора

Не раз Себеку говорили его братья и сестры, что у него тяжелый взгляд. Слишком проницательный, всегда немного голодный, пронзающий насквозь, подобно стреле, и оседающий где-то внутри неприятным покалыванием. Тот же взгляд, что и у прячущегося в волнах реки крокодила, ещё не решившего, стоит ли разрезать чешуйчатым телом толщу вод, чтобы затащить на верную смерть того неудачливого смертного, решившего помочить ноги в опасных водах. Взгляд хищника.
И точно такой же опасно-нервирующий взгляд был у пришлого красавца. Он не стремился падать в ноги богу, моля о прощении за дерзость, как это часто бывало с другими. Нет, белоснежный пришелец только слегка щурился, будто ловил глазами какие-то черты крокодильего бога. И зрачок его будто немного дрожал. А не божество ли он сам? - пронеслось задумчиво в голове. Это бы многое объяснило. И отсутствие страха пред сильным, и нахальность в словах и жестах, и взгляд его почти что животный. Когда пришлый произнес своё имя, Себек лишь больше убедился в том, сколько общего меж ними. Зельакес... Последний звук шипит песком, таящейся в нём змеей. Ошибся ли бог в том, что решил с незнакомцем заговорить? Он не знал, но пока что знакомство его больше интриговало, чем беспокоило. Зельакес нахален, но не до грубости, самоуверен, но не до оголтелого нахальства. И безумно интересен. Лишь на секунду взгляд пришлого метнулся вниз и в сторону, а Себек уже почуял, как глаза десятков его воплощений устремились к Зельакесу в ответ. Он смотрит на них, они смотрят на него. И крокодилам не сильно нравится этот взгляд. Так двое сытых хищников, сойдясь на одной тропе, смеряют друг друга глазами, прежде чем мирно разойтись. Пока им нечего делить, то нет повода и проливать лишний раз кровь.
- Мои воплощения и мои дети. И они не боятся тебя, Зельакес, они оценивают твою силу. Хищник замечает равного хищника почти сразу. Если бы ты был простым смертным, я бы не вышел к тебе.
Себек ступает по песку, непривычно теплому, мягкому, обманчиво-текучему, сокращая расстояние меж собой и гостем этих земель. Он знал, что это безрассудно и опасно, особенно после того, как разглядел в красках самого пришельца. Но за себя он не боялся. Пока он не думает дразнить или задирать хищника, то всё в порядке. Вблизи Зельакес кажется ещё белее, его кожа будто поцелована луной и обнята перламутром, слегка переливается под солнечными лучами, будто шелк. В глазах по-прежнему колышется легкая опасность вперемешку с предупреждением. Мысли-эмоции гостя становятся чуть громче, отзываясь в ушах не гулом, но шелестом-шепотом.
- Ты ведь тоже хищник. Твои зубы знают сопротивление плоти, твой язык знает вкус крови. Глаза видят, куда нужно бить, а руки бьют без промаха. Зачем ты здесь, Зельакес? Я не хочу причинять тебе вреда, но если ты посмеешь калечить смертных вблизи храма моего, мне придется тебя усмирить, - голос бога преисполнен легкой грусти, ведь ему не хочется ни подводить тех, кто верит и поклоняется ему, ни угрожать тому, кто его так сильно заинтересовал.
- Если ты не мыслишь зла, спустись со мной во Дворец мой, я сделаю тебя почетным гостем. Но если ты хочешь обагрить кровью песок, то уходи, прошу тебя.
Себек вновь протягивает белому гостю свою руку раскрытой ладонью вверх. Приглашает, безмолвно уговаривает выбрать мудро и правильно.

Подпись автора

Бог терпеливо и как-то смиренно ждал ответа пришельца. Любого ответа. Когда живешь так долго, многое в существовании теряет значение, и единственное, о чем Божественный крокодил ещё как-то заботился, были молитвы и прошения смертных. Почти как вечные дети, которым постоянно нужно что-то от уставших, но всё ещё любящих родителей. Неудивительно, что появление нежданного гостя, который ничего не просил и не ждал от хранителя Нила, заинтересовало бога. Гордо поднятая белая голова змея была совсем не похожа на обычно чуть склоненные  в раболепном прошении головы местных. И почему-то Себека это будоражило. Он будто ощущал некое потаенное родство с этим незнакомцем, пусть и не мог до конца сам понять, откуда пришло это странное, необычное чувство.
Зельакес медлил. Бог не мог винить белого странника в задумчивости, ведь и сам зачастую был таким, иногда размышляя намного дольше над чужими словами, нежели требовали того нормы приличия. Удивительно, что Себек подцепил от людей именно такие странные обычаи, ведь сам он был отнюдь не человеком и мог бы легко отмахнуться от людских устоев. Но что-то ему подсказывало, что сейчас терпение - лучшее, на что он способен. Ему не хотелось видеть змея в своей вотчине узником или жертвой. Будь Себек поистине жесток, как некоторые его сородичи, он бы повелел верным крокодильим слугам схватить жертву и утащить под воду вопреки его воле. Но Себек никогда не был жесток, даже более - милосерден и сострадателен. Он ждал с протянутой другой, которая даже не начинала дрожать, несмотря на то, что думы Зельакеса затягивались.
Наконец, пальцы пришельца осторожно, но довольно уверенно легли в ладонь бога. Неожиданно сильные, гладкие и слегка прохладные. Вообще сам змей навевал именно ощущение прохлады, казался освежающим, и это было довольно странным, ведь Себек не понаслышке знал, какая бывает прохлада - в не самые жаркие ночи воды Нила могли и ужалить холодом неподготовленного. Змей согласился спуститься во дворец бога по собственной воле, и это породило в Покровителе Нила какое-то совсем странное ощущение. Будто бы он... обрадовался?
Мелкие волны слегка пружинили под ногами, неохотно расступаясь перед божеством и его гостем. В этом была вся суть вод - когда нужно было, волны могли быть до омерзения упрямыми, не желая впускать в свои глубины тех, кто не был из них родом. Но сила Хранителя была куда упрямей, заставляя воды медленно, мягко погружать двоих нелюдей в человечьем обличье в глубины, как мать нежно опускает в колыбель убаюканное дитя. Секунда полного погружения - над головами смыкается неровная водяная гладь, а потом приходит свет и влажный воздух со всех сторон. Ноги встают на отполированные древними волнами камни пола дворца. Себек краем глаза замечает что-то длинное и белое на периферии зрения. Магия этого места, столь же осторожная, как и сам бог-крокодил, впустила гостя, но сорвала с него пелену человеческого облика. Будь Себек сам чужим в своем дворце, и он бы не избежал такой же участи - истинный его облик стоял в храме в виде статуи, изображался на фресках и был поистине пугающим. Человек с крокодильей головой, полной острых зубов.
Зельакес в истинном обличьи был прекрасен и опасен одновременно. Его сияющая чешуя бросала еле-еле заметные блики на пол и стены, но долго это волшебство не продлилось. Шелест хвоста по полу превратился в тихий звук легких шагов. Дворец полностью принял своего гостя, пока у того была благосклонность хозяина.
- Мой дворец и мой самый главный храм. Место для слушаний и медитаций, - бог легким жестом указал змею на длинную полупрозрачную лазурную занавеску, за которой скрывалась просторная комната с ворохом мягких тканей на полу. То тут, то там лежали блюда с фруктами, отдельно стояли чаны с кусками мяса - вдруг в Себеке взыграет жажда крови.
- Прошу, будь моим дорогим гостем, - бог-крокодил не был знаком с традициями тех мест, откуда был родом белый змей, но решил, что его приглашение расположиться с удобствами не будет выглядеть грубостью. Он устроился на куче ткани, подогнув под себя левую ногу. - И что же, Зельакес, привело тебя в земли египетские? Ты в поисках?

Подпись автора

Белоснежный змей отчего-то манил всё внимание речного бога безраздельно, как вихрь течения, затягивающий в себя всё, что имело неудачу проплывать поблизости. Хоть воды и милостиво вернули страннику возможность выглядеть полностью человеком, что-то в Зельакесе стало ещё больше выдавать змеиную натуру. Будто бы свет, преломляемый водой стал падать иначе, очерчивая хищный разрез глаз и заостренные скулы. Себек невольно залюбовался этим занятным явлением. Он видел змей до этого, как среди обычных тварей, так и среди своей божественной родни. Но даже они были совсем другими.

Зубастая улыбка подводного гостя была достаточно милой, чтобы не быть угрозой, но всё равно напоминала о том, что сидящий напротив бога мог постоять за себя. Он говорил о том, что земли египетские, полные песка, сухих ветров, омываемые переменчивыми водами Нила, показались ему интересными. Себек задумался - какой же была родина его гостя? Бог иногда ловил в чужих воспоминаниях какие-то совсем диковинные картины, не похожие ни на что, что он когда-либо видел. И чаще всего эти отрывки шли со стороны странников, торговцев, которые с радостью меняли свои ценности на местные, рассказывая странные сказки о тех местах, откуда они прибыли.

Зельакес показал Хранителю Нила свой дневник. Сбитая книга в коже, со страницами из материала, напоминающего листы папируса, но им не являющегося. В глазах Себека появилось неожиданное любопытство, жажда. Жажда увидеть и познать что-то новое. Получив разрешение, божественный крокодил принял журнал странника в ладони, с интересом разглядывая его со всех сторон. Аккуратно, почти благоговейно, он переворачивал страницы одну за другой, внимательно изучая взглядом и легкий перламутровый блеск страниц, и странную письменность на языке, которого он не знал, и подсохшие веточки, листья и соцветия, хранящие на себе остаточный травянистый аромат. В голове бога не укладывалось, как же так вышло, что у существа опасного, готового разить острым клинком, такая необычайно мирная миссия? Но посидев немного, несколько мгновений, Себек уверился в мысли, что травы наверняка были из тех, что легко не достать. И чтобы добраться до них, нужно уметь сражаться и выживать.

Вдоволь насмотревшись на записи своего гостя, бог вернул змею его дневник.
- Благодарю тебя, Зельакес. Это было... познавательно, - сам по себе Себек никогда не ощущал неутолимой жажды знаний ради знаний, но любое знание однако принимал с интересом и благодарностью. Ведь именно благодаря тем знаниям, что делились с ним смертные, он видел очень далеко, хотя сам редко покидал свою вотчину.
Он слышал вопрос белоснежного змея, но молчал, пытаясь подобрать наиболее полный ответ. Смертные просили о многом, а желали ещё большего. Сестры и братья не раз отмечали, что люди слишком жадные, им всегда нужно больше и больше, чтобы всегда хорошо и никогда - плохо. Почему-то бог-крокодил не хотел юлить перед Зельакесом, будто недоговоренность унизит его в собственном дворце. Бог так задумался, что пропустил момент, когда гость решил всё-таки угоститься фруктами с одного из подносов. Банан, необычайно яркий, очень интересной формы, иногда до приторности сладкий, даже странно, почему белоснежного привлек именно банан. Себек проследил за тем, как змей слизывает с собственных губ сладость, и непроизвольно сглотнул. Кажется, у того даже язык остался раздвоенным.
- Люди просят... милости. Снисхождения, - Хранителю Нила было до безумия сложно отвести взгляд от поблескивающих губ белоснежного. Они будто манили его, что-то нашептывали, оставаясь при этом неподвижными. Мысли гостя шелестели, но бессвязно, ускользали от понимания, будто дразнили бога. - Разве не все люди просят этого?
Бог чувствовал в себе самом отголоски полузабытого, глубинного чувства, дикого, почти звериного, но никак не мог понять, что было тому причиной. Присутствие гостя? Или его действия, каждое из которых оседало в голове образом и змеиным шипением?

Подпись автора

Белоснежный змей уже не выглядел чужеродно в подводном дворце бога. Виной тому была его расслабленная поза, змей будто бы излучал ленивую уверенность в том, что здесь ему ничто не грозит. Так и было, намерения Себека были дружелюбны и безобидны, а двигал ужасающим Стражем Нила интерес. Интерес в тех местах, откуда прибыл Зельакес, о тех историях, которые он бог бы рассказать. Интерес в самом госте. Божественный крокодил не был слеп, он видел, что Зельакес красив, с его красотой могли бы посоперничать только самые красавицы земель египетских. Белая кожа, отдающая перламутром, длинные реки волос цвета беззаботного облака в небе, светлые глаза. в глубине которых плещется опасность. Себек не видел своего гостя в бою, но почему-то был уверен, что и по самые локти в чужой крови он будет так же прекрасен.
- Возможно, ты прав, - Хранителю реки не хотелось спорить со змеем. - Быть может, у сестер и братьев моих смертные и просят богатства, земных благ, исполнения их самых глубинных желаний. Но не у меня.
Себек слушал шелестящий, спокойный голос Зельакеса и думал. Его гость был очень невысокого мнения о людях и их желаниях, будто бы осуждал их за то низменные пристрастия к богатой и сытой жизни. Сам крокодил видел и слышал несколько иное. Тихую мольбу девушки о возвращении любимого с того берега бурного Нила. Молчаливую благодарность торговца, омывающего уставшие руки и ноги в прохладных водах. Волнительную радость ребенка, собирающего букет из прибрежных цветов для своей семьи. Себек никогда не считал себя выше или важнее своих родичей, но благоговейный трепет перед Нилом, его Хранителем и его клыкастыми стражами он отрицать не мог.
- Их век недолог. Смертные хрупки, как первые бутоны цветов. И вздорны, как маленькие дети, - Себек позволяет себе тихий и тяжелый вздох. Впервые он показывает кому-то свою усталость. Удивительно, но боги тоже устают, устают от бесконечных войн, нескончаемых прошений. Если бы божественный крокодил не был хоть вполовину так милостив, то он бы начал осушать Нил, посылать своих стражей наводить ужас на смертных, лишать посевы полива, травить мутным илом питьевую воду. И всё же он этого не делает, даже тогда, когда волны реки становятся солоны от пролитой людьми крови. От одних воспоминаний становится не по себе, как-то раздраженно и зло. Себек смотрит в сторону от Зельакеса, хмурится и молчит, давя внутри хищническое. Он милосердный бог, он понимающий и прощающий, но в гневе он страшен, как первородная стихия, как обезумевший хищник. Такой хищник даже белоснежного гостя заставит поостеречься. Очередной выдох, и Себек напоминает себе, что он не один, у него красивый гость из дальних земель.
- Там, откуда ты родом, Зельакес, тоже есть боги? Какие они? Кого твой народ просит о милости? Или, может быть, о богатстве, славе, взаимной любви?
Себек поднимается на ноги, неожиданно грациозно, совсем непохоже на крокодила. Его шаги утопают в ткани, умолкают неспетым ритмом, когда он подходит к змею ближе. Бог плодородия касается свободной белой пряди руками, такой гладкой, шелковистой, прохладной, пропускает её сквозь пальцы, дает дымкой ускользнуть из хватки.
- Или среди них есть такие, кто даруют воинам жестокость, кровожадность? Или, может быть, те, кто утоляют их голод, похоть, взращивают в них ненависть? - град вопросов срывается с языка и повисает паутиной в воздухе. Себек уже не уверен, спрашивает ли он о богах змей, потому что хочет знать ответы, или потому что хочет слышать мягкое шелестение чужого голоса.

Подпись автора

Слова белоснежного змея сквозят мудростью и уверенностью, но вот взгляд его совсем иной. Он соблазняет и манит, обещает собой сладкую пытку и жестокую боль. Взгляд воина и взгляд любовника, сплетенные воедино в жемчужную нить. Если все воины этой незнакомой Себеку богини столь же прекрасны и опасны, как Зельакес, то она, должно быть, не знала ни единого поражения на поле брани. Как не знала ни единого провала в искусстве вынашивания детей своих.

Наг поднимается во весь свой рост, будто перетекая живой белоснежной лентой на ветру. Так же мягко, но устрашающе встает на хвост змея, желая запугать и сломить волю противника. Себек не боится своего гостя, но признает, что Зельакес силен столь же, сколько и прекрасен. Его змеиные глаза, таящие в себе угрозу, прячут помимо неё что-то ещё, что делает привкус возможного яда таким сладким, таким манящим. Божественный крокодил чувствует, что его интерес к гостю растет с каждой секундой, с каждым вздохом. Впервые за многие века он ощущает самую настоящую жажду, которую до этого момента не чувствовал никогда.
Шепот Зеля, несущий речь о милосердии его собратьев, оседает на губах Себека сладостью и жаром. Наг должен понимать, что своей дерзостью испытывает терпение хранителя Нила. Он не может этого не понимать. И язык его тела, гибкий, соблазнительный, гипнотизирующий и обещающий все томные удовольствия этого многогранного мира, манит бога куда сильнее, чем тот готов признать вслух. Себек позволяет проступить крокодильей жадности в своей взгляде всего лишь на пару коротких мгновений и замечает, как плавно и мягко вдыхает его запах белоснежный змей.

Вертикальные зрачки нага чуть вздрагивают, расширяясь и сужаясь, и он почти готов отпрянуть назад, распознав в естественном запахе бога терпкую соль крови, впитавшуюся в саму кожу. Но Себек этого не позволяет, в последний момент обхватывая рукой изящную талию змея и подтягивая того обратно к себе.

- Моя любовь не даст тебе потомства, ты и сам это понимаешь. Но может принести удовольствие.

Себек был готов прямо сейчас опрокинуть гибкое и сильное тело обратно на пол, на ткань и подушки. Чтобы белоснежные волосы разметались по ним пролитым молоком. Готов был ласкать змея до полного исступления, когда шипение перерастет в чистую песню наслаждения, а потом снова затухает в сытом от удовлетворения шепоте. Конечно, Себек понимает, что никогда не сравнится с любимой богиней Зельакеса, если он уже успел познать тепло её благосклонности. Но он и не стремится занять чье-то место, ему бы обосновать своё. Для хранителя Нила такое случается впервые, чтобы он, будучи бессменным слушателем людских прошений и молитв, впервые сам кого-то возжелал со всей своей страстью. Он притягивает Зельакеса к себе ещё ближе, смотря своими глазами, пылающими зеленью и золотом, в жидкое серебро глаз нага. Где-то на их глубине плещется беспокойство, пока ещё не переросшее в страх.

- Если ты позволишь мне, я покажу тебе всю степень моего гостеприимства. Египетские воды милостивы к тем, кто позволяет им промочить насквозь одежды, - Себек почти шепчет, сам уподобляясь змее, приглашая нага разделить с ним его божественное ложе. Он понимает, что гость может и отказаться. Не каждый готов отдать свое прекрасное тело в руки богу, которого он совсем не знает. Хранитель Нила чуть склоняется, запечатляя неожиданно теплый поцелуй на красивых губах Зеля. Они восхитительно мягкие, влажные, сладковатые. Яд, - понимает бог, удивляясь тому, насколько сладким может быть яд, собранный с приоткрытых губ.

Подпись автора

В ожидании ответа замирает время, застывает вода, отбрасывающая преломленный свет по стенам замка Хранителя Нила. Сможет ли Себек отступить, получив отказ белоснежного змея? Сможет ли он проглотить собственную гордость и так не к месту взыгравшую голодную жалость? Ведь с ним раньше не случалось такого, чтобы он, будучи чутким к желаниям чужим, сам так пылко и истово желал чего-то сам. Чего-то или... Кого-то. И теперь объект страстного желания бога-крокодила обманчиво-покорно находится в его объятиях, вроде бы отвечающий взаимностью, но будто бы готовый в любой момент ускользнуть и скрыться из глаз.

Ладонь Зельакеса, касающаяся щеки бога, одновременно кажется ледяной и обжигающей. Вплетает в новое ощущение мягкость кожи и гибкость змеиной чешуи. Будет ли наг шипеть, познавая божественную страсть? Или, может, ему будут ближе звуки страстных стонов? Себек выражает высшую степень покорности, так несвойственной богам, позволяя белоснежному змею утянуть себя в поцелуй. Губы освежающе жжет от змеиного яда, и этот яд действует на Хранителя Нила слишком уж странно. Совсем не так, как должны действовать яды. Вместо слабости Себек чувствует необычайный прилив сил. Сил и страсти, безжалостно наполняющей его тело по капле, будто пустой до этих пор сосуд.

Ткани одежд едва слышно шелестят, опускаясь на пол. Себек почти пожирает взглядом обнаженную кожу нага. Гладкая, белая, кажущаяся такой нежной, она манит коснуться и оставить на ней несколько любовных отметин от пальцев и зубов. И бог понимает, что это именно то, что он так хочет сделать. Сделать нага своим любовником, первым и единственным за долгие-долгие годы. Руки Себека скользят по светлой коже, пальцами очерчивая любой, даже самый незначительный изгиб, словно божественный крокодил стремиться так впитать соблазнительный образ и превратить его в одно из самых важных воспоминаний.

- Никогда ещё я никого так сильно и яростно не желал, как тебя, мой белоснежный гость, - Себек чувствует себя животным, почти ощущает, как его крокодильи клыки-зубы не помещаются во рту. Чувственный голод, так непохожий на голод физический, был его темным братом. Ведь суть у них была одна - желание вкусить чужой плоти. Бог помогает нагу улечься на ткани под ногами. Белоснежные пряди волос растекаются подобно тонким молочным ручейкам, и от этого зрелища голод становится лишь сильнее. Желание впиться в чужое тело и разодрать его на клочки такое острое, что почти осязается на коже тонкой кровяной корочкой. Но.. нет, Себек разделяет взыгравшую кровожадность, понимая, что на самом деле он желает совсем иного.

Губы бога терзают поцелуями шею змея, оставляя на ней яркие следы поцелуев-укусов. Зель трепещет от этих прикосновений, и одного этого трепета достаточно, чтобы горячая волна возбуждения заставила плоть бога напрячься в предвкушении. Но, как бы сильно Себеку не хотелось взять белого странника-змея на полу своего дворца, он не может не оказать гостю свою милость.
- Я хочу любить тебя так, как ты сам этого возжелаешь. Скажи мне, Зельакес, белый змей, какой любви ты желаешь? В чем высшее для тебя наслаждение?

Подпись автора